Категории раздела
Часики
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
| Главная » Файлы » СТАРШЕКЛАССНИКАМ » Книги для старшеклассников |
ИСТОРИИ ИЗ ШКОЛЬНОЙ ЖИЗНИ МИШКИ ЗАРУБИНА, ТРОЕЧНИКА И ХУЛИГАНА
| [ Скачать с сервера (109.1 Kb) ] | 25.09.2012, 19:54 |
 Фокин С.Н. - Авторские стихи и сказки для детей и взрослых ИСТОРИИ ИЗ ШКОЛЬНОЙ ЖИЗНИ МИШКИ ЗАРУБИНА, ТРОЕЧНИКА И ХУЛИГАНА ДОРОГИЕ РЕБЯТА! Часто вспоминая о своем детстве, я решил написать книжку. Шли 70-е годы, и многое тогда было иначе, чем сейчас. Но непоседливость мальчишек и девчонок тех лет наверняка передалась и вам, потому что дети одинаковы во все времена. Мой друг Ленька, о котором я расскажу дальше, став взрослым, прочел эту повесть и одобрительно похлопал меня по плечу: «Правду написал… Молодец! Но ведь случалось у нас и кое-что поинтереснее, а, старик?» Действительно, случалось. И я обязательно напишу об этом, только в следующих книжках. Если ваши папы и мамы захотят напомнить себе о счастливой поре их юности – пусть и они прочтут мои истории вместе с вами. Автор Велики, неисчислимы для мира были последствия этой ночи! Л. Соловьев. Повести о Ходже Насреддине 1 Я никогда не сомневался, что Ленька был самым умным среди нас – хотя бы потому, что все задачки по арифметике он решал очень быстро и, главное, без помощи родителей. Наша учительница однажды даже поставила мне его в пример. Но это было в конце года, когда она только пришла к нам, совсем нас не знала и думала, что я должен равняться на своего друга. Позже она этого уже не говорила, и все потому, что Ленька тоже был хулиганом. Несмотря на то, что он мог в уме перемножать двузначные числа и называл себя «мыслительным центром». В нашем классе училось много толковых людей, но в основном среди мальчиков – к примеру, я или Степка Зазнайский. Только куда Степке было до моего друга, хотя оба они по математике считались отличниками, а по чистописанию Степка вообще заткнул всех ребят за пояс. Однако он никогда в жизни не выигрывал у Леньки в поддавки, а тем более не мог так же, как я, стрельнуть из рогатки по консервным банкам во дворе. У меня рука не дрогнула бы, если эту банку поставить Степке на голову, а вот сам Степка, думаю, ни за какие коврижки не согласился бы пальнуть в мою сторону. Он побоялся бы промахнуться, попасть мне в глаз и за это получить по шее от Леньки. Ленька был мастером на разные выдумки. Однажды он усилием воли даже поднял у себя температуру на два градуса и после этого три дня не ходил в школу. Да что ему три дня – он мог три недели не заниматься и все равно оставался умнее Нинки Соколовой – круглой отличницы, которая только и умела, что острить карандаши точилкой да писать без помарок. А дай ей в руки сачок и скажи – поймай траурницу , у нее слезы на глаза накатывались. Вы думаете, ей было жалко бабочек? Как бы не так! Это она для вида плакала, потому что все равно не справилась бы: не приспособлена для охоты. Да и сказать правду – она вообще ревунья. Если у Нинки, к примеру, задачка не решалась, так она два часа со стула не вставала, слезами обливалась, а чтобы у родителей спросить – ни-ни! Я-то уж никогда не поступал, как дурак, и не терял день зазря. Если что-то не выходило - сейчас же бегом к Леньке, и он давал мне свою тетрадь. Вы можете подумать, что я был последним лентяем и каждый день только и делал, что списывал домашние задания у друга или подсовывал их старшей сестре Лиле – она уже в седьмой класс перешла? Вовсе нет. Я очень любил упражнения по русскому языку, потому что умел писать красиво и аккуратно. Только Нинка Соколова да Степка-Зазнайка могли со мной в этом потягаться. Правда, они не делали такой кучи ошибок в диктантах. Мы с Ленькой почти никогда не дрались. По-настоящему, пожалуй, только один раз, когда он при всех обозвал меня «центром физического воздействия» и ничего не стал объяснять. По правде, мне было наплевать, как он меня назовет, потому что мы – друзья, но будь добр, если ты друг, скажи, что это такое? В тот день мы не успели окончить занятия, и совсем ничего интересного не произошло – просто я немного поколотил Степку потому, что он жадина. Степка завопил, побежал жаловаться Нине Александровне и даже потерял половину яблока, которую прежде не захотел отдать мне – так торопился. Тут Ленька возьми и ляпни прямо в классе, что я, мол, тот самый центр. Разумеется, я на него не обиделся, а все девочки сразу замолчали от таких слов и принялись подслушивать наш разговор, хотя ни одна из них не подошла ближе и даже не повернула головы. - Это почему же… воздействия? – спросил я. - Так просто, - уклонился Ленька. - Нет, ты скажи, - настаивал я. - В другой раз… Потом-то я понял, что он сам толком ничего не знал, а просто где-то услышал эти слова, оттого и не смог объяснить. Но когда девочки захихикали надо мной, я не утерпел и дал Леньке тумака со словами: - А ну, говори! И конечно, тотчас же получил сдачи, потому что Ленька и сам был завсегда не прочь поразмять кулаки. Вот мы и начали драться, а девочки с визгом побежали искать Нину Александровну. Учительница уже подходила к классу: ее вел Зазнайка, так что нас поймали в самый горячий момент. Не успели мы как следует наподдать друг другу, как оказались разведенными по разным углам, и находились там целых двадцать минут, сожалея о случившемся, но при этом не подавая вида. Когда наши физиономии наскучили ребятам, и они перестали подмигивать и насмехаться, стоять стало спокойнее, но тут-то нас и посадили на место. Мы подошли к своей парте хмурые и, стараясь проявить гордость, не разговаривали некоторое время - пока не смолкли смешки. А потом одновременно решили, что дуться глупо, потому что виноватых в этой ссоре нет. Посудите сами: Ленька ничего не хотел мне объяснять, зато я первым ударил его, после чего мы стали квиты. Все еще хмурясь, друг мой протянул руку, и я под партой крепко пожал ее. Мы уже веселее посмотрели вокруг и, когда учительница повернулась к доске, надавали подзатыльников Паше и Маше Корольковым – близнецам, сидящим позади нас и хихикающих над нами громче всех. 2 Если уж и был кто в нашем классе безобидным, так это Илья Синичкин. Он ужасно расстраивался из-за своего маленького роста, к тому же силенок у него недоставало даже на урок физкультуры, а гулять на улице ему запрещала мама. При этом он не был маменькиным сынком. Как только зоркий родительский глаз переставал за ним следить, он пыжился и лез из кожи, чтобы не отставать от других. Правда, у него ничего не получалось. Если мы прыгали в длину перед классной доской, Илья падал почти на линию, от которой отталкивался. Когда кто-нибудь приносил пробку от бутылки, и начиналась игра в футбол, Синичкина всегда ставили в ворота. И это единственное место, где он проявлял себя лучше других, за что мы с Ленькой и уважали его. А вот Степка Зазнайский, к примеру, так совсем не играл с нами, а пятерку по физкультуре ему ставили потому, что у него все прочие отметки тоже были пятерками. Нужно сказать, что в нашей школе имелась очень крепкая пионерская дружина. Ребята с третьего по седьмой класс состояли в ней и вели разнообразную общественную работу. Мою сестру Лилю, например, выбрали в прошлом году ответственной за стенгазету, и она замучила всех домашних своими огромными листами, красками и карандашами. Дружина состояла из отдельных пионерских отрядов. В каждый отряд входили ребята только одного класса, и сами отряды делились на звенья. Делалось это для того, чтобы можно было организовывать соревнования внутри класса и, на их основе - общешкольное. Соревновались пионеры и в учебе, и в общественной работе, и в спорте. Большая часть класса у нас уже была принята в пионеры, и оставалось всего пять-шесть октябрят, которые ждали своей очереди. Степка Зазнайский однажды, стараясь досадить мне, сказал: - Пионерам больше веры, а октябрята – глупые ребята!.. Я неплохо себя чувствовал и октябренком, но ведь обидно, если тебя за это обзывают. В тот день, когда последние из нас – в их числе оказался и я – были торжественно приняты в пионеры, Нина Александровна сообщила: - Сегодня состоится первое собрание нашего пионерского отряда. Выберем председателя, разобьемся на звенья и назначим звеньевых. Как ни крепился я накануне, думая, что ничего особенного не произойдет, но, когда мне на шею повязали красный галстук, так разволновался, что почти ничего не слышал. «Ага! – думал я, раздуваясь от гордости. – Теперь-то уж Нинка Соколова не скажет мне, что это я тяну назад весь класс, потому что попробуй сейчас определи, кто тянет, а кто нет. У меня тоже галстук, и я такой же, как она…» Я чувствовал, как поднялся не только в собственных глазах, но и в глазах ребят, и все прочие события того дня показались мне ничего не значащими. Однако, когда мы приготовились после уроков к первому в истории нашего пионерского отряда собранию, мне пришла в голову мысль, что, чего доброго, меня могут выбрать в председатели. Ничего худшего я не представлял, а потому сразу обратился к Леньке: - У меня сестра теперь в редколлегии – знаешь, как она занята! Уроки выучит, а после, вместо того, чтобы идти гулять, как мы, начинает рисовать стенгазету… - Ну и что? – не совсем понял меня друг. – При чем ту Лилька? - При том, что сейчас тебя или меня выберут в председатели – и тогда нам крышка! Но он не успел ничего ответить, как вошла Нина Александровна, и собрание началось. Она долго говорила нам о том, что теперь мы – сила и должны эту силу расходовать с умом, то есть помогать товарищам и вообще всем нуждающимся в нашей помощи. Когда же пришло время выбирать председателя, Ленька вдруг пихнул меня в бок, да так сильно, что я даже вскрикнул: - Ты чего? Но он продолжал толкаться. Конечно, я больше ни о чем не стал спрашивать, а перво-наперво дал сдачи, после чего нас опять разняли, публично назвали хулиганами и поставили в разные углы. - Ни Зарубин, ни Кравцов не достойны быть председателями, а потому их кандидатуры мы сразу исключаем, - сурово сказала Нина Александровна, и только тогда я понял, зачем Ленька затеял потасовку. Я показал ему большой палец на правой руке, и друг мой, очень довольный собой, гордо поднял голову. Председателем выбрали Нинку Соколову. Она по-взрослому сердито посмотрела на класс поверх очков – точно как Нина Александровна – и произнесла: - Не шумите!.. Сейчас нужно разбиться на три звена. Соколову, конечно, никто не послушался, и поднялся такой гвалт, что мы с Ленькой даже не стали вмешиваться – и без нас хорошо. Когда делиться закончили, оказалось, что почти все хотят быть в первом звене, и там даже выбрали звеньевого – Зазнайского. Второе и третье звено остались пустыми, а нераспределенными - всего четверо ребят: мы с Ленькой как благоразумно молчавшие, Илья Синичкин как самый робкий, и Ленка Малышева, которая была самой красивой девочкой в нашем классе и потому никогда не опасалась остаться одна. Степка Зазнайский, увидев это, тотчас отказался от своего звена и согласился идти во второе или третье – туда, где будет Малышева. Он уже целых полгода подлизывался к Ленке и кое-чего добился: она иногда улыбалась ему и позволяла нести свой портфель до дома, потому что жили они в одном дворе. Мы с Ленькой часто смеялись по этому поводу над Степкой, но ему самому ничего не говорили, так как Ленька решил, что это будет не по-джентльменски. Лично мне было наплевать: Степку я терпеть не мог из-за его жадности, а Малышеву и все ее заскоки знал, как свои пять пальцев, еще с младшей группы детского сада. Однажды мы повздорили со Степкой, и я назвал его лопухом, потому что уши у него действительно напоминали слоновьи, на что он мне ответил: - Зато в меня влюбилась Ленка Малышева! Вообще-то меня это нисколько не задело, но уж если разговор зашел о девчонках, подумал я, то пусть лучше Степка молчит, потому что он-то еще ни разу не целовался. Так я ему и сказал, на что Зазнайский очень обиделся и принялся перечислять девочек, с которыми он целовался когда-то. По его списку выходило около десяти, так что рядом с ним я должен был чувствовать себя если не полнейшим профаном, то, во всяком случае, учеником. Этого я стерпеть не смог и уже размахнулся, было, чтобы ударить Степку, но потом передумал. - Вот что, - говорю, - если ты такой смелый, пойдем и поцелуем по очереди Малышеву. Поглядим тогда, кого она по голове погладит, а кому по носу даст… Разумеется, никто, кроме Леньки, не был посвящен в наши планы. Что до Леньки, так он слыл самым порядочным хулиганом в школе, поэтому Степка доверился ему полностью. - Кто из вас начнет? – спросил строго секундант, и у него это прозвучало как: «Господа, приветствуйте друг друга и простите грехи, насколько сочтете возможным!» В общем, все был по правилам, и ни я, ни Степка не могли предъявить ему никаких претензий. Когда мы замялись, в душе наперебой предлагая сопернику стать первым, Ленька вытащил из кармана копейку и, ткнув в мою сторону, произнес: - Если орел – ты первый. – И кинул вверх. Выпала решка. Я возликовал, потому что увидеть поверженного врага – это уже половина победы. Мы выбрали очень укромный уголок возле спортивного зала, где обычно старшеклассники курили на переменах, и остались со Степкой ждать, а Ленька пошел искать Малышеву. Вскоре они оба появились, и было видно, что Ленка упирается, а мой друг тянет ее за рукав. Он подтолкнул Ленку к нам, и ей ничего не оставалось делать, как стоять и ждать, что мы ей скажем. И она стояла, удивленная. Степка же, едва только Малышева подошла, весь затрясся от волнения, и робость у меня, если она и была, как рукой сняло. И чего, в самом деле, бояться, коли Степка – трус, каких мало, маменькин сынок и вообще не знает, как с девчонками обращаться, хотя и воображает больше всех, особенно относительно Малышевой. Одним словом – лопух! Ленка почувствовала, что сейчас что-то случится, и испуганно смотрела то на меня, то назад – на Леньку, словно догадывалась, кто здесь главные действующие лица. Ее-то опасаться не приходилось вовсе, потому что я в любой момент мог дать ей затрещину, и она не побежала бы жаловаться ни родителям, ни Нине Александровне... Правда, у нее иногда тоже бывали странности, но у кого их нет? Степка, не переставая трястись, поднял глаза от своих ботинок на Малышеву и побледнел, как тетрадный лист. - Ну, - сказал я, чтобы дать ему понять, что мне некогда возиться, и я мог бы сделать свое дело первым и спокойно уйти победителем. По мере того, как Степка пугался все больше, Ленка постепенно оправилась и уже пыталась догадаться, зачем мы ее тут держим. Наконец, она не выдержала: - Ну, я пошла. - Подожди, - строго остановил я, а Ленька встал сзади, готовый в любой момент ухватить ее за локти. Я обернулся к Степке: - Ну-у!.. И тот решился. Весь зеленый и покрывшийся потом от натуги, он наклонился к Ленке и быстро тюкнул ее в щеку. Она несколько секунд изумленно смотрела на него, на меня, после чего неуверенно подняла руку и хлопнула Степку по лицу. - Я пойду. – И двинулась, было, но Ленька удержал: - Постой. Еще не все. Она опять обернулась к нам, я шагнул ближе, взял за запястье и громко – чтобы слышал Зазнайский! – поцеловал, как это делают в кино. Малышева ничего не могла понять, но я сразу догадался, что у нее даже не мелькнуло мысли замахнуться на меня. Степка еще сильнее напрягся, но вместо пощечины Ленка немного кокетливо спросила: - Это вы чего? – Конечно, любой девчонке приятно, когда ею так интересуются ребята. – Даже не предупредили… - Обойдешься, - ответил я. – Все, иди. Она встряхнула косами, словно чуть обидевшись, и повернулась. - Еще секунду, - произнес Ленька, подскочил к ней и повторил в точности все мои движения. – Вот, теперь иди… Малышева совсем ничего не поняла и в растерянности ушла, а мы обратились к Степке, который понуро стоял в полутьме коридорчика. - Понял, Зазнайка! – сказал я ему, и после Степка никогда больше не спорил со мной по поводу девочек, признав в этом вопросе мое над ним превосходство. Немного погодя он даже пришел ко мне посоветоваться, что подарить Ленке на день рождения, и я, вспомнив об ее увлечении насекомыми, предложил: - Что-нибудь о тараканах или жуках. Марки или открытки – ей все равно, лишь бы не живых: она их боится. Никто в классе не знал так хорошо мира насекомых, как мы с Ленькой. Летом мы целыми днями проводили в лесу или в лугах, где ловили бабочек, кузнечиков и прочую живность и всегда могли отличить шершня от шмеля или осы . Ленка же была знакома лишь с изображениями или описанием в книжках, а не с повадками, что никакой практической пользы не давало. Я прекрасно знал, где у бабочки находится голова, когда хотел оторвать ее. Словом, Степка послушался совета и подарил ей книжку о кузнечиках. Малышева пришла в восторг и сразу же простила ему хулиганскую выходку с поцелуем. Но вернусь к рассказу о собрании. Когда новый председатель сказала, что нельзя всем идти в одно звено, а два других оставлять пустыми, мы не выдержали и в один голос с Ленькой завопили: - Можно! Мы будем вдвоем в третьем звене! Нас, конечно, не послушали, а Нина Александровна строго произнесла: - Не кричите!.. В звене нужен звеньевой, а вы оба плохо ведете себя и учитесь неважно. - Так дайте нам Илью! – заголосили мы опять. Эта мысль так понравилась всем, что Синичкина тотчас же выбрали звеньевым, но к нам в звено по-прежнему никто не стремился. Все – начиная от отличников, хорошистов и кончая троечниками и двоечниками – хотели быть в первом звене, и сколько Нинка Соколова не надрывалась, ей ничто не помогло убедить класс. Тогда учительница взяла власть в свои руки, и через пять минут в нашем звене были еще Маша и Паша Корольковы, Петька Заборов – лучший бегун в классе, Санька Кикиморов по прозвищу Кикимора и Наташа Зотова – хорошистка первой гильдии, то есть имеющая всего одну четверку – по арифметике. За исключением Зотовой остальные ребята учились посредственно, и, едва только огласили списки звеньев, как все одновременно подумал: «А вот и те, кто всегда будут отстающими!» Это про нас, потому что действительно соревноваться в учебе можно было только первым двум звеньям, а нам оставалось плестись у них в хвосте… 3 Дом, в котором мы жили, стоял в сотне шагов от школы, и рядом находились еще два точно таких же дома: один был выстроен напротив, а другой – чуть в стороне. Тем не менее, в нашем дворе собирались ребята из всех трех домов, и до самого глубокого вечера можно было слышать их голоса. Отчего-то получалось так, что после уроков наши с Ленькой одноклассники редко встречались вместе. Мы гуляли всегда только с другом, и иной раз к этим похождениям примыкал Петька Заборов. Родители определили его в спортивную школу, и после уроков Петька отправлялся на тренировку. Ему завидовали многие мальчишки, в том числе старшеклассники - особенно после того, как однажды Заборов удрал от двух парней, живущих на соседней улице и затеявших в нашем дворе драку. Что касается самих старшеклассников, то они почти все вечера напролет проводили на веранде. Когда-то ее построили для игры в шахматы и шашки, но со временем игроки перебрались к подъездам и сражались прямо на лавках, а верандой завладели ребята. Они собирались там группой человек по семь-десять и болтали с девчонками, которые тоже были среди них. Мы не только знали в лицо всех этих девчонок и парней, но с некоторыми обменивались приветствиями, хотя им исполнилось по четырнадцать-пятнадцать, а нам шел всего десятый. Авторитет наш держался главным образом на независимости и еще на удивительном умении Леньки петь хулиганские песни. Друг мой обладал таким чистым и приятным голосом, что мне иногда думалось, будто поет не он, а какой-то заслуженный артист. Слова песен волновали нас гораздо реже, но слушатели часто хлопали в ладоши и просили повторить тот или иной куплет по два раза. Несколько раз мама Леньки ругала его за пение во дворе и запрещала гулять там, где собираются старшие ребята, но папа решительно отменял приказание и говорил: - Вспомни, какие песни пели мы!.. А он поет Высоцкого… Конечно, это не убеждало Ленькину маму, и она грозила не пускать сына вообще никуда, но все оставалось по-прежнему: мы ходили, когда и где хотели, и старшеклассники иной раз здоровались с нами даже в школе, чем очень удивляли Нину Александровну. Учительница качала головой, но молчала. Однажды мы повздорили с девчонками с веранды и два дня там не появлялись. Но в перерыве между уроками я вдруг увидел, как Леньку схватила за плечо незнакомая девочка и потащила за собой на школьный двор. Мне показалось это подозрительным, и я бросил играть с Петькой Заборовым на щелчки и вышел на улицу. По правде говоря, настроение у меня было не самым лучшим, потому что двойка за диктант здорово его подпортила. Во двор показываться не хотелось вовсе: там на большой перемене обязательно гуляли наши отличницы, чинно, как в детском саду, держась за руки. Я едва успел заметить, что девочка повела Леньку за сарай. Старшеклассники чувствовали себя здесь очень свободно, и лишь немногие из младших решались сюда заглядывать. В одну минуту догнав уходящих и притаившись, я увидел, что на площадке между сараями уже поджидали две девчонки – Лидка и Любка из соседнего дома, которые были на пару лет старше моей сестры. - Эй, ты, молокосос! – грубо сказала одна из них Леньке. – Иди сюда, сейчас по шее получишь. «Дело плохо!» - сразу подумал я, вспомнив, что именно с ними мы чуть не подрались накануне на веранде. Друг, не подозревавший, что помощь совсем рядом, приуныл, но старался не подавать вида и отвечал так, словно это он собирался через минуту отделать всех трех хулиганок. За свою храбрость ему пришлось бы поплатиться, если бы я не нашел отличного выхода из положения. Коробки сараев стояли так, что к довольно обширной площадке имелся только один проход, да и тот очень узкий – для худенького человека. Если бы я показался в нем, меня сразу увидели бы. Поэтому я сообразил, что будет лучше забраться на крыши. Это не составляло особого труда, и я влез туда в одну минуту. Когда же подходил к краю, с которого все было отлично видно, разговор внизу только начался. - Повтори, как ты меня назвал, - злилась Лидка, готовая размахнуться для оплеухи. Некоторые девчонки из старшеклассниц дрались не хуже мальчишек, и в том, что часто их собственные проблемы решались кулаками, не было для нас ничего удивительного. Но уже тогда, на крыше, я подумал: «Хоть мы с Ленькой и меньше их ростом, а нас двоих им ни за что не одолеть…» Ленька, до того упорно молчавший, вдруг выкрикнул: «Выдра полосатая!» - и изо всех сил ударил девочку в лицо. Я еще ни разу не видел друга таким злым: развернувшись, он безмолвно принялся дубасить Лидкиных подружек. Сама Лидка не удержалась на ногах и лежала прямо подо мной, пытаясь понять, что же произошло. Если бы она встала, нам пришлось бы худо, но я прыгнул прямо ей на плечи с высоты двух метров и опять повалил на золу старого костра. Ленька завопил от восторга, и девчонки после нескольких секунд сопротивления бросились бежать в единственный проход между сараями, бросив подругу. Та вовсю ревела, размазывая сажу и песок по щекам. - Айда! – подтолкнул я друга, и мы поспешили оттуда убраться, потому девчонки наверняка уже позвали на помощь своих ребят. Мы не пошли на последний урок, а, взяв портфели, потихоньку исчезли из школы, каждую минуту заново переживая картину боя и хвастаясь своими подвигами. Сказать по правде, я нанес только один хороший удар, но потом, встречая тех девчонок на улице, еще долго любовался на его последствия. Из-за этой истории отношение к нам на веранде стало совсем иным: даже те, кто раньше считал нас «молокососами», теперь со смехом протягивали руку и интересовались, кого мы думаем «отделать в следующий раз». 4 Саньку Кикиморова по прозвищу Кикимора любили почти все в классе. Нельзя сказать, что он был примерным учеником, но ведь хороший человек – необязательно отличник и наоборот. Домашние задания Санька списывал обычно в последнюю минуту перед занятиями и никогда не обижался, если ему списать не давали. Я, к слову, не удержался бы и стукнул Степку-Зазнайку по лбу, если бы он отказал мне со своей противной усмешкой, а вот Санька – нет. Отходит от Степки и идет дальше по классу – авось кто из девочек удружит. У нас с Ленькой он брал только арифметику, да и то нечасто, хотя я не чувствовал никаких приступов жадности, предлагая свою тетрадь. С той самой поры, как класс разделился на звенья, всех словно подменили. Если вдруг по какой-то причине не успел решить дома задачки, лучше не приставай к ребятам из других звеньев, потому что они начнут хмыкать, будто говоря: «Вот еще один лазутчик в наш лагерь!», а потом к тому же доложат потихоньку о тебе Нине Александровне. Со мной такое случалось дважды, и только во второй раз я смог узнать виновную: ведь учительница этого не говорила. Первый раз она подозвала меня после уроков и сказала: - Сегодня, Миша, ты не выполнил домашнего задания. Почему? - А откуда вы знаете, Нина Александровна? – выпалил я, не задумавшись над тем, что поступал очень невоспитанно. Но действительно, откуда? В тетрадь ко мне она не заглядывала – в этом я был уверен. - Мне сообщили… - Интересно, кто это? – пробурчал я про себя, хотя и понимал, что выгляжу глупо. - Тебе это знать необязательно, - она строго посмотрела поверх очков. – Домашнее задание надо делать всегда! И сколько я ни старался узнать имя предателя, ничего не получилось. Нина Александровна и сама почувствовала, что совершает неблаговидный поступок, покрывая ябеду, поэтому в другой раз, едва до нее дошел новый слух, она подняла меня прямо во время урока и сообщила: - Миша Зарубин, встань, пожалуйста. А сегодня ты выполнил то, что я задавала на дом? Весь класс знал про мой конфуз, но в последний момент я успел-таки переписать кое-что у Леньки, а потому ответил: - Конечно!… Вот! Почти все. Учительница посмотрела в мою тетрадь и подняла голову. - Да, - произнесла она немного задумчиво. – Ябедничать нехорошо, а уж врать, подводя при этом товарища… Она покачала головой и бросила укоризненный взгляд на Юльку Кулигину, сидящую на первой парте. Я тотчас же догадался, что передает учительнице все подробности. Услышав про Кулигину, Ленька махнул рукой, словно говоря: ну, вот еще, с девчонками связываться – была охота! - Спасибо Кикиморе, - шепнул он мне после. Действительно, задание Ленька списал у Саньки, когда тот, в свою очередь, содрал его у кого-то из отличников. За прошлые услуги Санька платил нам той же монетой. Вообще он был очень спокойный и всегда находил, о чем поговорить – хотя бы об огороде своей бабушки. Жил он без родителей в частном деревянном доме и целыми днями – особенно в сентябре – проводил за работой, потому что сама бабушка многого не успевала по своей старости. Оттого и учеба у него постоянно хромала, но Нина Александровна никогда не придиралась к нему за ошибки в диктантах, а иной раз и на пропуски уроков смотрела сквозь пальцы. Да и жаловаться было некому, если говорить честно. Бабушка у Саньки почти ничего не слышала, а где отец с матерью, она сказать не могла, потому что не знала. Поговаривали еще, что Кикиморову очень тяжело учиться «среди нормальных детей», оттого и не может он подтянуться к остальным. Но, если разобраться до конца, то Санька был даже более нормальным, чем Степка Зазнайский, потому что с ним легко можно было найти общий язык. Степка же старался схитрить и из всего получить какую-то выгоду. Во всяком случае, если была необходимость, мы с Ленькой завсегда после школы шли с Санькой к нему домой и до самого вечера вкалывали в огороде, а один раз даже продавали картошку вместе с бабушкой, потому что Саньке нашлась другая работа. И никогда не требовали за это у Кикиморы ни денег на мороженое, потому что их у него самого не водилось, ни конфет. Степка же ни одного раза не давал списывать «за просто так». Как-то я пристыдил его, но услышал в ответ: - Я тоже вечерами работаю – уроки делаю… После таких слов мы перестали с Зазнайским здороваться и почувствовать себя героями. Саньке же частенько приносили из дома конфеты, чтобы он мог хотя бы списывать без помех. Однажды вечером Нина Александровна попросила нас с Ленькой остаться после уроков и, когда все вышли, задумчиво произнесла: - Мальчики, вы дружите с Саней Кикиморовым? - Конечно, - ответил за двоих Ленька. - А какой он? – Она немного помедлила и потом добавила: - Вот раньше… да и сейчас существует выражение: «Пойти с кем-нибудь в разведку». Вы знаете, что оно означает? Если говорить начистоту, в то время я не особенно это представлял, но начитанный Ленька толкнул меня локтем, и я подтвердил его ответ: - Да, конечно, знаем! - Тогда подумайте, можно ли так сказать о Сане? - Нина Александровна испытующе посмотрела на нас, и я неожиданно смутился под ее взглядом – но не оттого, что где-то соврал или собирался соврать. - Можно, - решительно произнес мой друг. Ему подумалось, что, отвечая на такие вопросы, нужно быть воплощением твердости. Я кивнул. - А какой человек Саня? – снова спросила она, предполагая, очевидно, что и на этот раз вопрос не покажется нам очень трудным. Когда-нибудь позже я говорил бы в подобной ситуации, крепко взвешивая слова, но в тот момент все действительно виделось нам проще. - Он не такой, как Зазнайка и Нинка Соколова, - выпалил я скороговоркой. – Если у него есть конфета, он отдаст ее, только попроси… - А еще он здорово умеет работать! - И рисует хорошо! - И никогда не задается! - И бить его не хочется – не за что… - А еще… - И он… Нина Александровна слушала нас и улыбалась как-то по-особому. - Еще он очень вас уважает и боится огорчить, - сказал вдруг Ленька, и мы замолчали на мгновение, потому что, наговорив всякого разного, едва не забыли о самом главном. - Правда? – Учительница вдруг посмотрела на нас внимательнее. - Да, поэтому он и списывает домашние задания каждый день, - сконфузившись, промямлил Ленька, и мы почувствовали себя немножко в роли предателей. Но, кажется, это было не так. - У кого же он списывает? У вас? - Нет, - еще более хмуро ответил Ленька. - Это мы – у него, а он у Нинки или Зазнайки… за конфетку. - За конфетку? – учительница тоже нахмурилась. – Но почему? Разве они не могут попросту объяснить ему все – без всякой платы? - Не могут, - произнес я за друга. – Они ведь в другом звене. - В другом звене?.. Ах, вот в чем дело! – покачала головой Нина Александровна. И тут мы рассказали ей про то, какая тихая война началась в нашем классе после его деления на звенья. - Вот оно как! – снова протянула учительница. – Я об этом очень серьезно подумаю… Обязательно подумаю. Ведь я и не догадывалась! Она еще несколько минут размышляла про себя. Мы с Ленькой решили, что больше не нужны, но когда Нина Александровна заговорила, то, оказалось, она прекрасно помнила, что беседа не закончена. - Ладно, с эти потом… Сначала – о Кикиморове. Как вы думаете, ребята, сможет он учиться в вашем классе до конца или … или ему уйти в другую школу… где учиться легче? Мы, конечно, совсем не догадывались, что она говорит о школе для отстающих в развитии детей, но сам факт того, что Саньку куда-то хотят перевести, нас сразу возмутил: - Зачем ему уходить, Нина Александровна? Он и здесь сможет! Вот увидите! Сейчас у него работы много, но мы ему поможет, а там он и сам втянется. Мы изо всех сил старались убедить учительницу, и та рада была поверить. - Хорошо, - произнесла она, наконец. – Я так и передам: он сумеет, а вы ему поможете. Верно? - Конечно, - заверили мы ее вполне чистосердечно. Нина Александровна отпустила нас уже почти спокойная, а уходя, я спросил, почему она не торопится домой. - Сейчас иду. – И мы умчались. Вскоре нам стало известно, что дома Нину Александровну никто не ждал: у нее никого не было… 5 На другой день Санька не пришел на занятия, и мы сразу же после уроков отправились вдвоем к нему. Оказалось, что бабушки нет: она заболела и лежит в больнице, а нас встретил сам Санька – вполне здоровый и уже работающий сегодня с самого рассвета. Он зверски хотел есть, но, поскольку не сделал положенного на первую половину дня, то за стол не садился. Мы пришли очень кстати и сразу принялись за работу вместо него. Он вышел к нам в огород через пятнадцать минут и, не отдыхая, взялся за лопату. - Нина Александровна беспокоилась? – спросил Санька немного хриплым голосом, и мне даже почудилось, что говорил какой-то взрослый дядька – так он простыл. - Да нет, - отмахнулся я, не заметив, как он тотчас же погрустнел. – Тебе бы чаю попить, Кикимора… Он никогда не обижался на это прозвище, и мы с Ленькой одни из всего класса так его называли – по-дружески. - Вечерком уж, - ответил Санька. Мы измазались в земле как настоящие землепашцы, и когда кончили работу после захода солнца, пошли чиститься в дом. Отмывшись и приведя в порядок костюмы, вернулись в комнату за своими сумками, и хозяин встретил нас чаем. - Вот только конфет нет, один сахар, - извинился он и кивнул по сторонам. Его дом был в точности таким, каким показывают деревенские дома в кино: старый комод у стены, огромное зеркало за ним, треснутое пополам, дубовый стол с резными массивными ножками, три стула, потертых от времени, печь в углу, рядом с ней – горка дров, а чуть в стороне – самый настоящий сундук. На полу лежало два худых половичка, которые вот уже с месяц не выбивали. Старый пол страшно скрипел, когда по нему ходили, словно сердился за нарушенный покой. Он беззлобно выносил только кота Ваську, с важным видом разгуливавшего по всей комнате. - Да не надо никаких конфет, - ответил Ленька, и я почувствовал, что согласен с ним: мы так устали в этот день, что совсем не хотелось сладкого - только бы добраться до кровати. После чая нас разморило, и мы решили было идти домой, когда, обернувшись, увидели, что Санька спит прямо за столом. Он дышал ровно, но временами вздыхал и хмурил брови. Посовещавшись немного, мы подняли спящего на руки и дотащили до дивана, а он даже не пошевелился – так намаялся. - Слушай, давай сделаем за него домашнее задание, - предложил вдруг я, и Ленька, которому тоже стало неохота уходить отсюда, быстро согласился. Мы отыскали Санькины тетради и записали в них прошлые и сегодняшние задания. Только после этого погасили свет и ушли. Другой день начался с того, что Нинка Соколова прозвонила всем уши: - Сегодня – пионерское собрание. Явка обязательна! Класс завопил, что не надо никакого собрания – и без того дела имеются. Особенно надрывались мы с Ленькой, но как потом оказалось, напрасно – оно все-таки состоялось. Нинка посмотрела на нас сердито, словно пытаясь выглядеть взрослой, и заметила строго: - А вам, между прочим, полагается быть в полном составе, потому что вы – отстающие. Она умела испортить настроение, эта Нинка! Правда, если стараться не обращать на нее особого внимания, то и с нею жить было можно. А потому, когда собрание началось, мы с Ленькой уединились на заднюю парту и принялись готовить уроки – впрок, чтобы после просто дать переписать Саньке. В тот день мы запаслись не только конфетами к чаю: моя мама, узнав о болезни Санькиной бабушки, послала ей со мной целую посылку; как потом оказалось, друг тоже был не с пустыми руками. Когда мы решили задачки – делал это Ленька, а я у него списывал и попутно выполнял упражнения по русскому языку, прошло около получаса. Нинка все время говорила, но мы ничего не слышали, пока она не заметила отсутствующие выражения на наших лицах. - Ага, чем-то посторонним занимаетесь? И как вам не стыдно! – спросила она, громко фыркнув – совсем как Мэри Поппинс. – Нина Александровна, посмотрите-ка на них! Они вчера с субботника сбежали – и сегодня не принимают участия! Встаньте, встаньте, когда с вами разговаривают! Соколова очень быстро вошла в новую роль. Мы с Ленькой многозначительно переглянулись и поднялись. Председатель все горячилась и бросалась обвинениями, отчего нам было очень не по себе. Но случайно я увидел лицо учительницы - и оторопел: она повернула его куда-то в сторону и слабо улыбалась. Мне даже показалось, что ни одно Нинкино слово не дошло до нее. - Ну, чего ты орешь? – тогда спросил я. – Веди свое собрание, мы тебе не мешаем! Нинка была потрясена, всю ее взрослость как рукой сняло, и она вот-вот готова был расплакаться - так ей стало обидно. - В самом деле, чего кричать? – Ленька поднял тетрадь. – Вот, мы домашку делаем… А вчера не смогли прийти, потому что были заняты. Понятно? Нинка все-таки не разревелась, но говорить не смогла, а потому села на первую парту и поджала губы. Зато вскочил Степка-Зазнайка: - Это нечестно! Мы всем звеном вышли на субботник, а из вашего звена были только двое: Зотова и Синичкин. А где остальные? Почему мы должны работать, а вы – нет? Между прочим, Кикиморова вчера и в школе-то не было. И сегодня нет. - Может быть, он умер? – язвительно произнес Ленька. – А ты орешь! Как вот дам по лбу!.. Угроза не подействовала, потому что рядом сидела учительница, и Зазнайка продолжал: - Если умер, нам бы сказали. - У него бабушка в больницу попала – кто тебе сказал? – ответил я. – Дудишь, как паровоз, только проку от тебя нет. - А ты взял бы и сходил к нему! – обиделся Степка. – Самому-то, небось, лень… Я хотел обругать его покрепче, но не успел: Нина Александровна встала, и все разом успокоились. - Слушала я вас очень внимательно, - произнесла она негромко и взглянула почему-то на нас с Ленькой, - и вот теперь хочу говорить сама. Начну с того, что вы неправильно понимаете наше разделение на звенья. Мы разделились не для того, чтобы спорить друг с другом, помыкать друг дружкой, злиться и сваливать свою работу на чужие плечи. А у нас что получается? Как третье звено было отстающим, так оно и поныне ходит, да и звена-то, по большому счету, нет. Есть только три человека, хорошо понимающие товарищей и помогающие во всем, а прочие только прикрепились к ним, как вьюн, и тянутся за сильными… - Вот так вот, Зарубин, - показала мне язык Нинка. – Вы с Кравцовым – паразиты, хи-хи-хи… Она смеялась впервые за все собрание, и в этот момент мне ужасно захотелось треснуть ей. - Ты ошибаешься, Нина, - спокойно ответила за меня учительница. – Кравцов и Зарубин – это те, кто составляет звено. С ними еще Саня Кикиморов. Они – настоящие пионеры и друзья. В классе воцарила тишина, и все с изумлением смотрели то на нас, то на Нину Александровну – не шутит ли она. И лишь мы с Ленькой знали наверняка – нет, не шутит. Она еще долго говорила о том, что настоящие пионеры – это не обязательно те, кто хорошо учится, но в первую очередь те, кто совершает хорошие поступки. А если он к тому же и отличник - так это только к лучшему. И она во второй раз поставила в пример – теперь всему классу! – Леньку и в первый раз – меня. Мы по ее просьбе рассказали о том, что Санька попал в нелегкое положение, когда остался один на один с целым огородом, который нужно обязательно перерыть – кровь из носа, а надо. Нам представлялось, что мы говорили суровую правду, и чтобы не было причины усомниться в ней, подыскивали слова «скупые и мужественные», и видели, как ребята, раскрыв рты от удивления и смущения, слушали нас. Описание злосчастного участка поразило класс: почти никто не бывал у Саньки дома, и им, конечно же, рисовалось бескрайнее поле, заросшее сорняками, и весь взмыленный Санька, иступлено махающий лопатой. После этого я поднял портфель и показал собранию конфеты для чая и гостинцы для бабушки. Ленька вытащил свои и тоже положил на стол. И тут случилось неожиданное: Нина Александровна достала из сумочки еще один кулек с конфетами и мешочек с виноградом и положила, улыбаясь сквозь слезы, рядом с нашими подарками. Что тут началось! Ребята залезли в парты и принялись выуживать оттуда кучи припасов. Кто-то нахваливал большой апельсин, хвастаясь своей добротой, кто-то сожалел о съеденной только что шоколадке, но, тем не менее, гора на столе росла. Когда шум утих, мы ахнули: такую кучу не запихнешь ни в один портфель. Собрание кончилось без всякого сигнала. Просто я предложил: - Кто хочет помочь Саньке – айда с нами! И мы пошли. Все! Весь текст книги можно скачать бесплатно в формате .doc по ссылке вверху страницы. | |
| Просмотров: 472 | Загрузок: 56 | Рейтинг: 0.0/0 | |
