Категории раздела
| Стихи для взрослых |
|
Проза малая форма
Рассказы, эссе, притчи
|
|
Большая форма
Романы, повести, большие рассказы разных жанров
|
Часики
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
| Главная » Файлы » Для взрослых » Проза малая форма |
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ БОГА
| [ Скачать с сервера (82.0 Kb) ] | 08.09.2012, 22:04 |
 Фокин С.Н. - Авторские стихи и сказки для детей и взрослых ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ БОГА Повесть Деревня находилась у самого подножия гор. Сотня дворов неширокой лентой спускалась по отлогому склону, переходящему в изуродованную дождевыми потоками лощину, где все куски мало-мальски плодородной земли были поделены на участки. На самом краю поселения уже пятьдесят лет высилась ветряная мельница, а недалеко стоял покосившийся дом самого мельника, которого в народе за глаза звали Колченогий Рэду. Он был единственным человеком из округи, который ненавидел Бога, и по всему выходило, Бог платил ему той же монетой. Мельник много лет работал сезонно, во время сбора урожая. Прочие месяцы жил затворником, сторонясь людей, редко появлялся в деревне и игнорировал общие собрания. Чем он занимался, оставалось загадкой, потому что приложить руку было к чему: бревна крыльца его дома расползлись в разные стороны, так что их не мог удержать и настил из подгнивших досок. Да и мельница, доставшаяся от отца, с каждым годом ветшала и требовала ремонта. Прозвище свое Рэду получил в раннем детстве. Однажды развозили мужики мешки с мукой по домам, а мальчика посадили поверх поклажи. Но не уследили - упал тот с воза, колесами ему ногу переехало. Телега-то была тяжелой – мало что от костей осталось. Кричал Рэду несколько дней, даже во сне, когда старуха-знахарка поила его каким-то отваром и, сонному, вправляла суставы да хрящики. Тогда и услышал он от нее впервые: - Видно не любит тебя Бог-то, если калекой сделал. – При этом старуха насмешливо щурила глаза. Мальчик подумал, что, наверно, Бог ошибся, не разобрав, кому прилепить такой несладкий жребий. А неулыбчивая внучка знахарки, вертящаяся возле кровати и с любопытством разглядывающая его открытый перелом, будто в ответ на сомнения показала Рэду язык. Нога уже никогда не выправилась, и мальчик хромал на потеху сверстникам. Со временем он свыкся с этим, но свою ущербность чувствовал постоянно. И видно, так получилось, что всякий раз, испытывая боль, вспоминал он старуху с ее ухмылкой, и неприятное чувство холода проникало ему в грудь. А поскольку жизнь Рэду не баловала - побои и оплеухи доставались регулярно: и от отца, отличавшегося крутым нравом, и от сверстников, не упускающих случая унизить калеку, и от судьбы, словно в насмешку, добавляющей ему перца. Один раз помогал он строить новую избу, подавая мужикам доски на крышу. Другие мальчишки в это время играли где-то за деревней, он же привык их сторониться и приобщался к взрослым заботам. Только так вышло, что одна из досок сорвалась с высоты и угодила ему самым острым местом прямо между ребер. Пару вышибла и внутренности повредила - синюшное пятно потом два месяца сойти не могло. Опять вызвали знахарку. Та узнала парня, заулыбалась во весь уже беззубый рот, погрозила ему желтым пальцем с темными ногтями и проскрипела: - Верно я говорила в прошлый раз: не любит тебя Бог… - Почему, бабушка? – растерянно спросил ее Рэду и почувствовал, как его будто в ледяную воду бросают – но совсем не от боли, перекосившей лицо. - А на что ты ему, калека? – Старуха захохотала собственной шутке, замкнув круг непонимания, по которому Рэду с тех пор и блуждал, не находя дороги. Спросил он как-то мать, почему одним людям дается здоровье и счастье, а другим вместо него горе и потери уготованы. Только матери тогда не до философий было: у нее еще четверо детей на руках. Одного женить надо; другая – девка - созрела, на парней засматриваться начала, глаз да глаз за ней; двое младшеньких - сопли не подсохли, так и норовят нахулиганить… Ощущение какой-то несправедливости, глупой ошибки там, на небесах, все острее томило Рэду, не давало ему покоя. Он стал задаваться вопросами, на которые в его возрасте невозможно было найти ответа. Но слова старухи услышал не только он. Поползли по деревне слухи, что притягивает он неприятности как магнит железо. Люди поумнее, конечно, от них отмахивались, а глупцам да сплетникам все равно, о чем болтать – нашелся бы повод. И как на грех, случилось еще одно происшествие, которое будто масло в огонь подлило. Задумали мужики часовенку построить. Закупили всем миром бревен, подготовку провели и начали возводить под крышу. Все это время отец заставлял Рэду помогать ему на мельнице. Но зерно они помололи, новое еще не подвезли – и пришел парень к строителям. Успел-то сделать, наверно, всего ничего – может, распилил пару досок…В горах в это время дождь сильный прошел. И видимо, в какой-то расселине вода скопилась в большом количестве. Только не выдержала естественная запруда, прорвалась, и селевой поток вместе с камнями ринулся вниз, на деревню. Часть его ушла в низину, к посевам, но хватило и на долю часовни. Мужики, услышав грохот, разбежались, кто куда, только двоих зацепило не очень несерьезно. А вот Рэду, вздумавшему забраться на самый верх недоделанной постройки, досталось больше всего. Поток ударил прямо в стену с дверным проемом, часовенка мигом наполнилась водой, а потом ее накренило и поволокло по пологому склону. Плохо закрепленные бревна сыпались, словно горох. Вместе с ними грохнулся и Рэду, поломав о камни ключицу и снова раздробив больную ногу. Тут уже никакого доказательства больше не требовалось. Не хотел Господь, чтобы Рэду приложил свою руку к строительству его храма. Мужики в тот же день пришли к мельнику домой и затеяли по этому поводу серьезный разговор. - Что вы такое болтаете? – разгорячился отец Рэду, поняв, наконец, о чем они речь ведут. – Почему же на мельнице с ним ничего не происходит? Тогда один из мужиков поднял указательный палец и ответил веско: - Так ведь не под Богом она стоит, Петша, сам знаешь. Во все времена вокруг мельниц нечистая сила топталась. Может быть, и Рэду тоже у нее под крылышком. Про то, конечно, нам достоверно неизвестно, но посуди сам… Обида взяла паренька. О какой нечисти они говорят? Он всю жизнь помогал отцу молоть зерно, проводил за работой ночи напролет, потому что по осени дня не хватало, но никогда не встречал ни самого дьявола, ни чертей подсобных. От часовни его все равно отлучили. Когда ее заново отстроили, старухи не пустили даже помолиться. Рэду точно знал: не мог он прогневать Господа. Ни разу в жизни не покидал родной деревни, чтобы где-то нагрешить, и только понаслышке знал, что есть на свете большие города. Не убивал других людей и даже не бил в ответ, когда его самого лупили сверстники. И не мечтал ни о чем, потому что мечтают те, у кого светло на душе. Его мечты не могли вырасти на той почве, которую он им создал, день и ночь терзаясь вопросом: «За что?» Но при этом он не давал никакого повода для того, чтобы Бог его невзлюбил. Разве что сам факт его рождения мог быть расценен как грех. Может быть, он появился на свет в неудобное время и совсем не в том месте, на которое рассчитывал Господь? Тогда кто же распоряжался этим? Дьявол? И получается, что Рэду – шутка нечистого, а то и его оружие, и поэтому нет калеке места среди прихожан? Созрел он гораздо позднее своих ровесников. Впрочем, речь идет не о физиологии. Его старшие брат с сестрой уже обзавелись семьями, и Рэду очень тяжело пережил их уход из семьи. Возможно, родственники до конца не понимали юношу, занятые больше собой, но факт того, что они всегда были рядом, значил для него очень много. Ему казалось, что рушится что-то святое, к чему судьба не имела права прикасаться. Рэду исполнилось двадцать, а он все не задумывался о девушках. Свободное время уходило на чтение книг. Он быстро перерос сказки, украшенные большими картинками, и после проглотил всю «взрослую» литературу, которую можно было найти в деревне. Возможно, Рэду и сам не отдавал себе отчета в том, что он там пытается найти. Лишь иногда, в минуты размышлений, мелькала у него мысль: не случайно в его жизни возник вопрос, поставленный перед ним старухой еще в далеком детстве. Вопрос, требующий прямого и честного ответа. Но все прочитанные им истории говорили о человеческой любви и не учили поднимать глаза к небу. Единственная книга, о которой он не решался даже вспоминать, была Библия. Рэду боялся ее. Это было что-то, сопричастное с Ним. Возьми он ее в руки, все тотчас станет известно Богу, думал юноша, и тогда может повториться история с часовней. Только на этот раз будет уже не предупреждение, а расправа. Но однажды произошла удивительная встреча с Мируной. Конечно, они виделись и прежде, ведь в деревне не так много людей, и все друг друга знали в лицо. Но в этот раз она возвращалась с поля одна, отстав от подруг, с которыми Рэду даже не стал разговаривать, потому что обязательно получил бы в свой адрес несколько язвительных насмешек. Красивая и стройная, будто тростинка, с начинающими прорисовываться округлостями груди, девушка вдруг показалась ему чудесной феей. Она с улыбкой взглянула на его раскрытый рот, и лукаво, но доброжелательно, спросила: - Что это ты, Рэду, под вечер на усад идешь? Или с фонарем работать станешь? - Да нет, - ответил парень, смущенно покраснев. – Мать забыла вилы, велела забрать… - Так ты сразу обратно вернешься? – Она посмотрела вслед ушедшим далеко вперед подружкам. Догнать их уже не получится, а одной идти скучновато. Конечно, калека не самый приятный спутник, но и плохого она о нем ничего сказать не могла. - Да. Подождешь? – У него почему-то подсел голос. - Подожду, если ты быстро, - кивнула она. - Я мигом! – И он помчался, как лось по болоту, перепрыгивая через ямы и большие валуны, разбросанные по дороге. А потом они возвращались вдвоем, и оказалось, что им есть, о чем поговорить. Она не блистала остроумием, не старалась поддеть и показать свое превосходство, потому что такого и в помине не было – разве что в здоровье. Ей понравилась наивность молодого человека и восторженный блеск глаз, которыми он смотрел на нее, боясь пропустить хотя бы мгновение разговора. И его слова – такие необычные и несвойственные другим парням из деревни. Впрочем, Мируна не имела склонности к глубокому рассуждению. Она была милой, и от нее пахло свежестью горного воздуха. Для Рэду эти краткие минуты общения стали откровением. Он заболел любовью тяжело и надолго. Родители не узнавали его. Прежде угрюмый и неулыбчивый, он будто расцвел - даже изменился цвет лица. Работа спорилась у него в руках, и отец только глухо ворчал по этому поводу, находя черное в белом. Это было в привычке старого мельника, и - кто знает? - возможно, беда Рэду по жизни заключалась лишь в том, что он получил свой тяжелый характер в наследство и принужден был расплачиваться за чужие грехи. Вечерами он иногда стал отлучаться из дома, проводя время с Мируной. Впрочем, никаких серьезных отношений между ними пока не возникало. Помимо Рэду, за девушкой ухаживало полдюжины парней, большинству из которых очень не понравился новый соперник. Она же сама не отдавала предпочтения никому из них. Ей было всего семнадцать лет, жизнь только начиналось, и хотелось испить ее до дна. Ребята сами выясняли отношения между собой. Они подкарауливали Рэду в темноте, предупреждали его, потом дубасили, потом повторяли это снова и снова, пока, пристыженные собственной жестокостью, не сходили с дистанции. А Рэду, изрядно помятый и даже поломанный (но никогда так, как под телегой или во время строительства часовни), упрямо двигался вперед. Боль тела сделалась для него мало значимой, а фанатизму влюбленного позавидовал бы Петрарка. Прошел год, и Мируна с удивлением обнаружила, что из всей группы ухажеров остался всего один – не самый симпатичный, но, похоже, самый настойчивый. Нельзя было сказать, что он совсем ей не нравился. У Рэду были волнистые каштановые волосы и умные глаза. Он имел крепкое телосложение. Но при том было в нем что-то, нехарактерное для его возраста. Сверстники уже задумывались о создании семьи, и, во всяком случае, поголовно увлекались противоположным полом – вечерними гуляньями, случайными поцелуями и нарочитым толканием да тисканьем девчат. У Рэду же под внешней восторженной влюбленностью всегда чувствовалось какое-то непонятное девушке противоречие, мешающей ей раствориться в нем. Он был интересным собеседником, но не додавал того, что подспудно требовала ее молодость. И поэтому так получилось, что, уехав однажды на месяц к родственникам в другую деревню, она вернулась уже чужой невестой. Парень, оказавшийся рядом, не стал терять времени даром. У него были не такие широкие плечи, как у Рэду, привыкшего таскать мешки с зерном, но здоровые ноги и белозубая улыбка, которую ухажер не скрывал и, как рыбак, использовал в качестве наживки. Его веселый и незамысловатый нрав пришелся по душе Мируне, а своим рукам он нашел более удачное применение, чем сын мельника. Она сообщила Рэду новость на одном дыхании, будто птичка пропела свою утреннюю песню - нимало не задумываясь о том, как отнесется к этому собеседник. А случилось ужасное. Мир померк для Рэду. То, что год назад небо бросило ему в качестве подачки за все страдания – душевные и телесные, было отобрано с изощренной жестокостью. Жизнь потеряла смысл, который, казалось, только-только начала обретать. В тот день он домой не вернулся, а ушел в горы. В одиночку карабкался Рэду на самые отвесные склоны, играя со смертью, потому что только так мог отвлечься от пожирающего его горя. Степень их близости с Мируной казалась ему абсолютной. Такого не должно было случиться. И, похоже, он знал, кто нанес ему этот удар… Он забрался так высоко, что в обычном состоянии мог бы уже и не спуститься. Гнев подталкивал его, гнал все выше и выше. На одной из стен, когда нога его сорвалась с уступа, и парень повис на руках, бушевавшая в нем ярость вдруг вырвалась в крике: - Ты не любишь меня? Так знай: я тебя ненавижу!... Слышишь? Не-на-ви-жу! То, что случилось потом, иначе, как чудом, назвать было нельзя. Он все-таки упал, потому что побелевшие от напряжения пальцы свело судорогой, а опору ногами Рэду найти не успел. Необычное заключалось еще и в том, что, рухнув с большой высоты, он угодил на кучу щебня, осколками гранаты брызнувшего в разные стороны. А потом его увлек покатый склон, еще больше смягчив удар при падении. Впрочем, этот единственный удар, который должен был покончить с ним, заменился на сотни и тысячи других. Тело, не в силах сопротивляться, катилось по каменистому склону, казалось, раздираемое в клочья. Острые камни рвали его, словно изголодавшиеся псы добычу. То, что достигло ровной площадки далеко внизу, уже трудно было назвать человеком. Это было кусок окровавленного мяса. Но в нем, не смотря ни на что, еще теплилась жизнь. Подобрали его на другой день, когда родители обеспокоились тем, что сын не пришел домой ночевать, и затеяли поиски – вначале по деревне, а потом и в горах. Почти все мужики отправились с мельником. Нечасто в их местности пропадали люди. Народ здесь жил осторожный. Да горы и не прощали легкомыслия. Когда принесли Рэду на носилках, вой матери услышали, наверно, за сто верст. Она-то думала, что убился парень до смерти. Оказалось, еще дышал. В очередной раз послали за знахаркой. Старуха уже едва ковыляла. Привела ее неулыбчивая внучка, ставшая девицей. Они обе расположились вокруг кровати, взялись за руки и принялись что-то бормотать в два голоса. Лица их были темны и напряженны. Колдовство длилось целую ночь, а потом старуха упала и уснула. Зато едва прослеживающееся дыхание Рэду немного окрепло. - Если переживет завтрашний день – встанет на ноги, - пояснила внучка знахарки. – Видение нам было. Бог будет решать. После этих слов посмотрели родители на сына с сомнением, а мать – та и вовсе расплакалась. Только ошибалась она. Может, отвлекся Господь по другим делам, а про это запамятовал, только прошел день, за ним другой, а Рэду все не умирал. Каждый вечер являлись обе знахарки и вправляли парню вывихи да переломы. То, что лежал он без чувств, было даже к лучшему. Трудно пережить такую боль, находясь в сознании. Почитай, заново собрали, будто рухнувший карточный домик. А когда, через месяц, пришел он в себя и уже мог понемногу говорить, старуха прошамкала, погрозив пальцем: - В последний раз тебя на ноги ставлю. Чувствую – грех большой на мне из-за этого. Не хочет Господь, чтобы ты жил, а я в его планы вмешиваюсь. - Я его… не боюсь! – захрипел Рэду с трудом и попытался сжать кулаки. Впрочем, из этого ничего не вышло - только застонал от боли, пронзившей тело. - Ну, и дурак! – отрезала старуха. – Не устоять тебе перед Ним. Раздавит, как котенка. - Но за что… за что он… ненавидит меня? – Отчаяние придало его голосу неожиданную силу. Знахарка в задумчивости пошевелила губами, будто пережевывая хлебный мякиш, потом ответила, разведя руками: - Мы судим только по Его делам. А что Он думает – про то нам неведомо. Спроси у него сам. Рэду горько усмехнулся. Он делал это всю жизнь, только не добился никакого ответа. Видимо, они с Богом говорили на разных языках. Еще через месяц он стал садиться на кровати, потом кое-как подниматься на ноги и ковылять по комнате. На улицу вышел уже зимой, когда и горы, и ложбины покрыл снег. За все это время он ни у кого не спрашивал, как поживает Мируна. Просто вычеркнул ее из жизни, будто исписанный тетрадный лист. А вместе с ним – и любовь, которую испытывал к девушке. Душа его опустошилась. Впрочем, свято место пусто не бывает. Ненависть, возникшая где-то в ее глубинах, вскоре стала шириться, как лужа после дождя. Временами она бурлила и клокотала, изливаясь в виде беспричинной раздражительности, иногда успокаивалась и уступала место размышлению. Но и тогда покоя внутри себя Рэду не чувствовал. Он сделался угрюмым и неразговорчивым. Больше времени проводил, лежа на кровати и глядя на противоположную стену комнаты, но едва ли что при этом видел. Мысли его витали где-то далеко, и понемногу становились независимыми от воли. Весна наступила внезапно. Прилетел теплый ветер, принес тучи, пролившиеся в горах обильными дождями, и снег быстро сошел. Люди потянулись к земле, и Рэду вместе с родителями тоже занимался посевом. Как-то раз в поле он подслушал их разговор, мать сказала с сочувствием в голосе: - Может быть, весной полегчает… Бедняга! Посмотри, как мучается. Видимо, любил ее сильно… - Закрутила парню мозги, а сама хвостом вильнула! – Со свойственной ему категоричностью ответил отец. – Коза! Но не полегчало Рэду. Наоборот. Временами казалось, что ему делалось плохо до тошноты. Он ни в чем не обвинял Мируну, потому что теперь наверняка знал, кто во всем виноват. Но тот, о ком сын мельника непрестанно думал, не внимал его словам. Он не являлся в дымовой туче, сверкая ослепительным нимбом, не присылал своих ангелов с обнаженными мечами; по небу не мчалась его колесница, в которую можно было бы пальнуть из ружья для привлечения внимания… Это был разговор с пустотой. Бог не слышал его шепота и не обращал внимания на вопли. Он жил своей жизнью, соизмеряя ее с жалким существованием Рэду только тогда, когда хотел поразвлечься или показать людям свою удаль. Это было обидно и унизительно – знать, что с тобой играют как кошка с мышью, а твоя жизнь в Его глазах ничего не стоит. Но однажды, захлебнувшись от нового всплеска ненависти, Рэду понял, что все-таки есть способ заставить Бога взглянуть вниз. Единственное, что тому принадлежало здесь, в деревне, и до чего мог бы дотянуться Рэду, была часовня. И однажды он ее сжег. Это случилось ночью, когда никто из деревенских не мог ему помешать. Он вышел около полуночи, вооруженный спичками и берестой для костерка. Мир, казалось, застыл в немом ужасе, наблюдая, как холодно и расчетливо человек мстит Творцу. Но эти холодность и расчетливость были ненастоящими, внутри у Рэду горел пламень восторга. Его душа впервые за много месяцев всколыхнулась и затрепетала, а жизнь обрела смысл. И пусть он задумал лишь разрушение, оно позволяло оправдать существования Рэду в этом мире. Темнота не пугала молодого человека. Бог мог скрываться в соседнем проулке или внезапно возникнуть из сгустков ночного тумана, только, похоже, даже не подозревал о готовящемся преступлении, почивая на своих тучах. Что же, ему придется обратить внимание на несчастного калеку тогда, когда этого меньше всего хотелось бы! Дождя не было больше недели, и огонь занялся споро, облизывая сухие бревна стен. Через несколько минут он уже подкрался к крыше, а вскоре пылала и та, разбрасывая по околице пляшущие тени. Бешеная радость охватила Рэду. Он поднял к небу сжатые в кулаки руки, тряся ими, как сумасшедший, и принялся орать, заглушая шум бушевавшего огня: - Получай! Теперь ты знаешь, что я могу ответить тебе! Явись и скажи мне все без уверток!.. Со всех сторон к пожару бежали люди – кто с баграми, кто с ведрами, полными воды. Только спасать было уже нечего. И тогда они сгрудились вокруг Рэду и стали надвигаться на него. А он, глядя безумными глазами на искры, уносимые в безмолвное небо горячим воздухом, вопил: - Я ненавижу вашего Бога! Он никогда не говорил со мной, потому что трус и любит только тех, кто здоров и счастлив. Первый толчок в спину свалил его с ног, а потом уже толпа сомкнулась, и удары посыпались один за другим – по бокам, по рукам, по голове. Рэду извивался, пытаясь защититься, только на этот раз, кажется, он действительно прогневил Бога. Мать, пытаясь спасти сына, отчаянно голосила. Но люди отошли от него только тогда, когда их сапоги стали утопать в его теле, как в тряпке: даже кости больше не хрустели. Он уже не видел, что, постояв еще несколько минут возле затухающего огня, народ разошелся по домам, бросив поджигателя лежать и посылая ему проклятия. Родители попытались привести его в чувство, но им это не удалось, и они не знали что делать. Переносить человека в таком состоянии опасно. Но и оставить означало ждать самого худшего. К счастью, из темноты возникла девичья фигура, а вслед за ней появилась повозка с лошадью. - Помогите, - сказала девушка, и Петша узнал в ней внучку знахарки. Они втроем погрузили тело на заботливо расстеленное одеяло, и медленно тронулись по дороге. - Не ходите за мной. – Девушка повернулась лицо к матери Рэду, и та вздрогнула: в свете вышедшей из-за туч луны оно виделось мертвенно-бледным. – Вы уже ничем ему не поможете. – Эти слова прозвучали как приговор. - Он умрет? – Смяв кряжистыми руками шапку, глухо спросил отец. - Не скоро. Перед тем ему предстоит еще раз родиться. – Она говорила загадками, как прежде ее бабка. Простым людям понять их было сложно, но уже то, что смерть пока не придет за Рэду, немного успокоило родителей. Они остановились и еще долго слушали затихающий скрип колес, доносящийся из ночи. Почти целый месяц пролежал Рэду без сознания. А когда пришел в себя, сквозь краснеющий туман увидел склоненную над ним девушку. Она была незнакома ему. - Ты… кто? – почти беззвучно прошептал он. - Тшилаба. Ты не помнишь меня? - Нет… Где я? - В моем доме. Я лечу тебя. - Ты… Я видел тебя со старухой… прежде… Где она? - Значит, узнал, - удовлетворенно кивнула девушка. – Память вернулась к тебе. А бабушка умерла прошлой зимой. Рэду отвернул лицо к стене, на котором висел самотканый ковер, ощутил при этом тянущую боль в шее и произнес немного разочарованно: - Она не рассказала всего… что знала обо мне. - А почему должна была сделать это? - Потому что могла разговаривать… с Богом. Мне он не отвечает. На этот раз Тшилаба покачала головой и тоже промолчала. Дом ее стоял в удалении от соседей, в небольшой каменистой низине. Место для постройки было выбрано крайне неудачно, потому что частые дожди иногда разливались здесь небольшими озерцами, а твердый грунт местности не позволял им пересыхали до конца. Именно поэтому вместо фундамента дом поставили на сваях. Зачем нужно преодолевать такие трудности и терпеть вечные неудобства, понять было сложно. Но много лет назад дед старухи-знахарки, тоже владеющий искусством врачевания, решил поселиться именно в этом месте. У Тшилабы не было своего надела земли, она жила тем, что давали ей люди за помощь в лечение болезней. В доме не имелось ничего лишнего – только грубо сколоченная мебель да кое-какая утварь. Зато весь потолок в избе, чердак и даже сени были завешаны пучками сушеных трав и полотняными мешочками разных размеров. Они испускали удивительный аромат, который успокаивал и способствовал глубокому сну. Когда, впервые выбравшись на крыльцо, Рэду увидел, что лишь неширокая полоска, выложенная из булыжников, соединяет дом с ближайшим берегом огромной лужи, он удивленно спросил об этом хозяйку. - Бог редко говорит с теми, кто живет в удобстве и довольствии, - отозвалась та. За долгие месяцы, что Рэду провел в ее доме, они общались каждый день, но редко упоминали Бога. Тшилаба не хотела беспокоить больного. Она вообще говорила немного и тщательно взвешивала каждое слово - может, потому, что придавала им очень большое значение. А однажды проронила, что жители деревни приходили к ней с требованием отдать им Рэду. - Они злы на тебя. Оказалось, до конца лета часовенку так и не восстановили, успели только заготовить бревна. - Почему ты отказала им? - Я поступаю так, как говорит мне небо, и как считаю нужным сама. - На эмоции она тоже была скупа: Рэду ни разу не видел, как девушка горячится. - Что оно еще хочет? – вскипел тогда он. – Вчера ты говорила, что Бог милосерден! Где же оно, его милосердие? Может быть, убить меня сразу было бы проще и гуманнее? На моем теле не осталось ни одного живого места… Я поднялся на ноги лишь благодаря тебе. - Богу не нужно твое тело, - отозвалась Тшилаба. - А моя жизнь? - И твоя жизнь тоже. - Я для него – просто игрушка! – Он впился в ее руку, не заметив, как побелела его собственная ладонь. - Нет, ты ошибаешься. – Тшилаба мягко высвободилась из этой хватки.– Бог никогда не играет с нами. Он выше наших страстей. Хотя может иногда пошутить… если захочет. Рэду озадаченно замолчал. После выздоровления он не вернулся к родителям и вообще перестал выходить в деревню. Мать с отцом иногда навещали его, привозили продукты. Хозяйство Тшилабы, скромное и незатейливое, все равно требовало мужской руки. Порывшись в сарае и на чердаке, отыскал Рэду необходимые инструменты и первым делом взялся за крышу дома: она местами протекала. Руки у него были работящие и умелые. Сладил пусть и не быстро, зато надежно и надолго. Потом передел чердак, соорудив что-то вроде еще одной жилой комнаты, прорубил потолок и поставил хорошую лестницу. А, залатав следом сарай, оборудовал в нем несколько отделений для скотины. Пусть пока нет ее – а вдруг Тшилаба сподобиться завести? Взялся и за тропку, расширив на ширину повозки. Камни таскал на себе, потому что чувствовал, как возвращается к нему здоровье. Правда, поврежденная в детстве нога каждый день напоминала о себе ноющей болью, но Рэду сжился с этим, перестал замечать, а когда боль временами пропадала, уже чувствовал определенный дискомфорт. Тогда-то впервые и взглянул он на хозяйку по-иному. Особо красивой ее назвать было трудно. Скуластое лицо выделялось среди сельчан смуглостью, черные брови плавно огибали глубоко посаженные глаза – ничего необыкновенного, но вот смотрели они так внимательно и остро, что иногда Рэду невольно ежился во время разговора. Обладали эти глаза глубиной, измерить которую не доводилось еще никому. Тшилаба была стройна и зрела. Ее налитая грудь наверняка манила деревенских хлыщей, а легкая походка притягивала завистливые взгляды баб и девиц. Только недолюбливали жители девушку: слыла она ведьмой – как, впрочем, и ее покойные мать и бабка… Не могла Тшилаба не заметить смущения в его взгляде. Напряглась поначалу - спрятала лицо в распущенные, черные, как смоль, волосы. Рэду, было, почувствовал себя от этого неуютно, только потом успокоилась она, даже как-то сама к нему потянулась. Изменило это ее очень, будто раковина открылась и явила всему миру жемчужину. Несколько раз даже подшутила над парнем, впрочем, просто, без подтекста. Может быть, боялась спугнуть? Видела ведь, что годится он для жизни: не бабник, мастеровой, а что запутался в мыслях своих и никак не выберется – так то временное все, наносное. К тому моменту примирились люди в деревне, что жив он, злость свою ветру излили. А ветру что: унес – и дело с концом! Неподотчетный он людям-то. Так и получилось, что не говорил Рэду девушке никаких слов о любви, потому как это была бы ложь. Просто заполнилась частичка пустоты, и вышло, что проснулись они однажды под одним одеялом. Положила доверчиво Тшилаба свою голову ему на грудь и сказала задумчиво: - Перед смертью было у моей бабки откровение. Сказала она мне: когда увидишь пожар над часовней – иди туда, да лошадь с телегой не забудь. Мужа своего найдешь… На земле лежать будет, почти мертвый. Рэду слушал ее, и веря, и не веря. Он уже знал, что обладала Тшилаба какими-то знаниями, о которых ему даже догадываться не приходилось. Но говорить наперед такое! Впрочем, за то время, как он появился в ее доме, она часто его удивляла. - Что же она тебе еще поведала? – спросил он испытующе. Девушка неожиданно отвела взгляд и неохотно ответила: - Много чего… Всего не упомнить. - Обо мне, - настойчиво потребовал он. Помолчала Тшилаба немного, раздумывая, стоит ли говорить правду, потом повернула к нему лицо: - Сказала, что калечность твоя изнутри идет. Там причина всего. Глаза у тебя закрыты, и душа спит. Вот она - настоящая калека. Ангел не может победить демона. - Что это значит? – в недоумении воскликнул Рэду. – Снова загадки? Посмотрела девушка на него удивленно, будто впервые увидела, потом вздохнула и произнесла: - Бог никогда не говорит прямо. Иначе умрешь. Его языку нужно учиться. Но эти слова не успокоили Рэду. Он готов был учиться с самого детства, только доставались на его долю другие уроки. Костерок гнева, притушенный на время болезни, снова задымил. Впрочем, тлеть ему пришлось много лет. Бог будто снова отвлекся на другие дела. Через год родилась у них с Тшилабой дочка Илинка. К этому моменту наладил Рэду хозяйства: завел кое-какую скотину, летом стал заниматься покосами, продолжал помогать отцу на мельнице. Дряхлый стал тот, а остальные сыновья разъехались по городам да весям. И будто притупилась боль Рэду за маленькими радостями новой жизни. Дочь он полюбил без памяти. Баловал неожиданными подарками, всюду, куда можно, таская с собой. Она делала с ним, что хотела – отец терпел и только улыбался странновато: чуть отрешенно, будто часть его находилась далеко отсюда, в райских кущах. Это ощущение безмерного счастья иногда пугало его самого. Мысль что все дается ему только на время, казалась нестерпимой. Образ заснувшего Бога стал чаще вырисовываться в его воображении, и неудивительно, что рано или поздно Господь должен был привидеться пробудившимся. Прошлое не ушло бесследно. Нет-нет, а возвращались еще тяжелые думы, нерешенные вопросы, и становился Рэду тогда неразговорчивым и даже злым. И девочка, испугавшись его раздражения, вместе с матерью уходила спать на второй этаж. Он просил прощения - и снова на время забывал о своих страхах. А потом пришло время умереть старому мельнику с женой. Ушли они на тот свет с разницей в два месяца, и на похоронах Колченогий Рэду, как его называли в деревне, стоял, будто стеклянный, не шелохнувшись. А потом дома, зарывшись в подушку, то ли рычал, то ли всхлипывал, снова пугая Тшилабу и ребенка. Мельница теперь досталась им, и служила хорошим источником дохода. Можно было жить безбедно - только успевай работать. Но вот беда: разбередила смерть родителей в душе Рэду дремлющий костерок – и занялся он новым пламенем, опаляя все вокруг. День ото дня становясь угрюмее, не заладил новый мельник отношения с несколькими мужиками – и поползли по деревне слухи, что с ним не все в порядке. Если прежде смотрели бабы на Тшилабу с опаской, теперь стали проявлять некоторое сочувствие. Правда, злые языки шептались, что она сама вызвала из преисподней бесов, чтобы вселить их в своего мужа, но мало кто этому верил. Нрав у Рэду уже в детстве был непростой. Однажды вечером он сидел за столом, глядя, как жена вышивает красной нитью занавеску, а Ильинка возится на полу с тряпичной куклой. Они были последним его достоянием, доставшимся через боль и кровь. На мгновение он представил себе, что теряет их. Иногда это выходило у него непроизвольно, и всегда становилось нестерпимо страшно. - Твой Бог отнял у меня родителей. Скоро не останется совсем ничего! – в приступе отчаяния обратился он к Тшилабе. - Пока еще есть мы, - ответила она осторожно, чтобы не вызвать бурю негодования. - Ты сказала «пока», будто точно знаешь, что рано или поздно он отнимет и вас? – Глаза Рэду расширились от яростного удивления. - Рано или поздно – конечно, - кивнула Тшилаба. – Все мы смертны. - Тебе говорила об этом бабка. Она рассказала, что ждет меня, только ты не захотела повторить ее слова, ведь так? – Рэду взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Сейчас их глубина не испугала его. Там он увидел нечто, взбесившее его еще больше – вселенскую бездну. Место, где обитает его враг. - Ты угадал. Я знала все заранее. - Тогда скажи, что будет дальше! – потребовал он и сдавил ей плечи, так что Тшилаба едва не задохнулась. Переведя дыхание, она ответила с неожиданной покорностью: - Хорошо, скажу. Но думаю, ты этому не обрадуешься. Скоро ты попытаешься убить нашу дочь… - Убить Илинку? Что ты говоришь? Я люблю ее больше жизни! Тшилаба неожиданно усмехнулась и произнесла: - Именно поэтому и захочешь это сделать. Ты не знаешь, где должна заканчиваться человеческая любовь. Это твой крест и твоя погибель. Слова жены крепко запали в душу Рэду. Он старался контролировать свой гнев, но с таким же успехом можно было бы управлять разбушевавшимся пожаром. Теперь эмоции захлестывали его с головой, и он даже не помнил, что в этом состоянии творил. Это были мгновения полного помешательства, тем более страшные, что во время них боль терзала его особенно жестоко. И один раз, схватив топор, Рэду закричал не своим голосом, обращаясь к небу: - Ты определяешь, когда жить и когда умереть моим близким? Отнимаешь их, задумывая уколоть мою душу? Но ты не можешь помешать мне решить все самому! Я сделаю это своими руками, и ты останешься не у дел! Смотри там, наверху, и кусай локти, потому что я не повинуюсь тебе. С этими словами, разнеся по дороге несколько сушившихся на кольях горшков, он ворвался в дом, намереваясь найти дочь и жену… Но их не было нигде. Только на столе лежала записка: «Я предупреждала, что все так и выйдет. Мы ушли навсегда. Не разыскивай нас. Любящие тебя Тшилаба и Ильинка». Последняя строчка вернула Рэду чувства. Он увидел у себя в руках топор, вскрикнул, уронив его и едва не отрубив пальцы на больной ноге. Потом сел на стул и зарыдал во весь голос. Его трясло, как в лихорадке, лоб покрылся крупной испариной, и перед глазами заплясали красные шары. Через секунду голова пошла кругом, и Рэду рухнул на пол, ударившись виском о спинку детской кроватки… Полный текст рассказа можно бесплатно скачать по ссылке вверху страницы. | |
| Просмотров: 1070 | Загрузок: 80 | Рейтинг: 0.0/0 | |
